Пробравшись к фундаменту, мальчик протянул ведро секретарю. Тот подхватил его, поставил рядом, не торопясь достал из кармана спички.
Толпа ждала, замерев.
Кедрин чиркнул спичкой, поднес ее к лицу и, пристально разглядывая почти невидимое пламя, спросил:
— Откуда ведерко?
Мальчик, не успевший юркнуть в толпу, живо обернулся:
— У дяди Тимоши в сенях стояло.
Кедрин многозначительно кивнул, повернулся к понуро стоящему Тищенко.
— Дядя Тимоша. Это твое ведро?
Председатель съежился, еле слышно прошептал разбитыми губами:
— Мое… то есть наше. С фермы. Поили из него.
Секретарь снова кивнул и спросил:
— А как ты думаешь, дядя Тимоша, вода горит?
Тищенко всхлипнул и замотал головой.
— Не горит, значит?
Давясь слезами, председатель снова мотнул головой. Кедрин вздохнул и бросил догорающую спичку в ведро. Бензин вспыхнул. Толпа ахнула.
Тищенко открыл рот, качнулся:
— Тк ведь…
Кедрин обратился к толпе:
— Что написано на ведре?
— Водаааа!
— Вода — горит?
— Неееет!
— Кого поили из этого ведра?
— Скооооот!
— Скот — это засранные и опухшие?
— Даааа!
— Вода — горит?
— Неееет!
— Этот, — секретарь ткнул пальнем в сторону Тищенко, — засранный?
— Даааа!
— Опухший?
— Даааа!
— Кого поили из ведра?
— Скоот!
— Это засранные и опухшие?
— Даааа!
— Вода — горит?
— Неееет!
— А что написано на ведре?
— Водааааа!
— А этот — эасранный?
— Даааа!
— Опухший?
— Даааа!
— Так кто же он?
— Скооот!
— А что написано на ведре?
— Водаааа!
— Ну, а вода — горит?! — оглушительно закричал секретарь, наливаясь кровью.
— Нееееет!
— А этот, этот, что стоит перед вами — кто он, кто он, я вас спрашиваю, а?!
Стоящие набрали в легкие побольше воздуха и выдохнули:
— Скооооот!
— А что написано на ведре?!
— Водаааа!
— Ну, а вода, вода-то, горит, я вас спрашиваю?! — секретарь трясся, захлебываясь пеной.
— Неееет!
— Кого поили из ведра?
— Скоооот!
— Значит — этого?
— Даааа!
— Поили?
— Даааа!
— Поят?
— Даааа!
— Будут поить?
— Даааа!
— Сейчас или завтра?
Толпа непонимающе смолкла. Мужики недоумевающе переглядывались, шевелили губами. Бабы испуганно шептались.
— Ну, что притихли? — улыбнулся Кедрин, — сейчас или завтра?
— Сейчас, — робко пискнула какая-то баба и тут же поправилась: — а мож и завтря!
— Значит — сейчас? — улыбаясь, Кедрин разглядывал толпу.
— Сейчас, — прокричало несколько голосов.
— Сейчас?
— Сейчас!
— Сейчас?!
— Сейчааас! — заревела толпа.
— Поить?
— Поиииить!
— Да?
— Даааа!
Секретарь подхватил ведро и выплеснул на председателя горящий бензин. Вмиг Тишенко оброс клубящимся пламенем, закричал, бросился с фундамента, рванулся через поспешно расступившуюся толпу.
Ветер разметал пламя, вытянул его порывистым шлейфом.
С невероятной быстротой объятый пламенем председатель пересек вспаханное футбольное поле, мелькнул между развалившимися избами и полегшими ракитами и скрылся за пригорком.
Среди общего молчания раздался сухой и короткий звук ломающихся досок. Звук повторился.
Толпа зашевелилась и испуганно раступилась вокруг Мокина. Сопя и покрякивая, он старательно крушил сапогами брошенный в грязь ящик.
7 — 29 мая 1948 года
М.К.
— Да…
— Что?
— Суровый рассказ…
— Что, не понравился?
— Да нет, я не говорю что плохой… в общем-то нормальный…
— Страшноватый только?
— Ага.
— Ну, что ж поделаешь, время такое было…
— Нет, ну там же фантастики много, не только время…
— Да. Он достаточно фантастичный.
— Ага…
— Но в принципе тебе понравился?
— А тебе?
— Да.
— Ну и мне тоже… только страшновато как-то…
— Зато интересно.
— Ага… вот интересно, кто такой был этот М. К.?
— Ну, разве узнаешь… может, он и профессионалом не был.
— Да… А может, и был…
— Может, и был.
— Неужели действительно он столько лет в земле пролежал?
— Выходит, что так.
— С ума сойти…
— Да…
— Но вообще-то, все-таки как-то страшновато….
— Да. Он суровый.
— Уж больно много всего. И мертвецы эти гнилые… брррр!
— С мертвецами… это точно…
— И макет… забавно….
— Но это получше письма тютчевского?
— Да, конечно. Помощней.
— Ну вот и хорошо.
— Ага…
— Так значит оставим его?
— Его? Ну, это тебе решать…
— Ну, я тоже толком не знаю…
— Вообще ты знаешь, если начистоту… понимаешь, есть в нем, ну…
— Что?
— Ну, не знаю как сказать…
— Говори, я пойму.
— Страшный он, злой какой-то. Суровый. От него как-то это….
— Что?
— Не по себе. Очень муторно как-то. Всего выворачивает…
— Ну и что ж делать?
— Слушай… я вообще-то не знаю…
— Ну?
— Давай его обратно закопаем.
— Закопать?
— Ага. Точно говорю — лучше будет. Поверь мне.
— Серьезно?
— Ага. Точно говорю. Поверь…
— Серьезно?
— Абсолютно. Давай закопаем. Пусть так будет.
— Значит, закопать?
— Закопать.
— Ну, что ж, тебе видней:
Прочитав рукопись, Антон посидел немного, потирая виски и топыря губы, потом встал, свернул листы трубкой, надел чехол, обмотал резиной, убрал в сундучок и, прихватив лопатку, пошел к старой яблоне.
Над головой пролетел дикий голубь и скрылся за бором….
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ